Originally posted by ![]()
haritonoff at История чукчей; окончание
haritonoff at История чукчей; окончаниеЧасть I
Часть II
Часть III
Часть IV
Часть V
Часть VI
![]()
Христианизации чукчи поддавались плохо. Крестились, правда, охотно и по нескольку раз – ради подарков, выдававшихся неофитам при крещении, но хоть сколько-нибудь заметного влияния на их культуру христианство не оказало, тем более что влияние церкви на Чукотке не распространялось дальше границ русских поселений. Первым и единственным православным миссионером, попытавшимся по-честному пожить среди чукоч, был отец А. Аргентов. В 1848 году колымчане по его просьбе построили ему избу на побережье и оставили его там с женой и служанкой. Всю зиму Аргентов ездил по стойбищам, забирался на реку Чаун, на мыс Шелагский, в итоге впал в искушение и заключил групповой брак с чукчей Атато и его женой, не потрудившись толком узнать обычаи "просвещаемого"народа, после чего был немало удивлен ответным визитом вежливости. В результате отдуваться пришлось служанке (чукчи воспринимали ее как младшую жену), а Аргентов спешно оставил свою миссию. Больше подобных попыток церковь не предпринимала, и миссионеры жили в русских поселениях, нередко по совместительству выполняя функции сборщиков ясака.
![]()
С конца 1840-х годов в Беринговом проливе начали курсировать китобойные суда, в основном североамериканские и британские. После того, как британский флот во время Крымской войны попытался высадить десант на Камчатке и стали очевидны трудности со снабжением, был эвакуирован камчатский гарнизон, и только с 1878 года к американцам на берегах Чукотки потихоньку присоединились корабли русского Добровольного флота.
Торговля все больше смещалась на побережье, а обороты и значение Анюйской ярмарки снизились, особенно после того, как в связи с продажей Аляски в 1867 году прекратила свое существование Российско-американская компания (кстати, императором тогда был Александр II, а не умершая за 71 год до того Екатерина II, которой народная молва почему-то приписывает эту сделку), и к концу XIX века она стала обслуживать лишь потребности местного колымского торга, имея оборотов не свыше 25 тыс. руб. в год.
Свято место пусто не бывает – на Чукотке началась американская экспансия. Из-за бесконтрольного промысла были практически истреблены киты и большой урон нанесен популяции моржей. Все это подорвало традиционную экономику береговых чукчей, но зато привело к появлению среди них сословия профессиональных купцов-"поворотчиков", курсировавших на оленях или собаках между морским побережьем и внутренней тундрой, обменивая русские, американские и чукотские товары. Часть из них продолжала – уже на новом уровне – традиционные полуторговые-полупиратские рейсы в Америку. Прекращение в XIX веке межплеменных войн пришлось весьма кстати: наиболее удачливые поворотчики сколачивали целые состояния, женились на русских (зачастую имея при этом на тундре еще одну-две семьи) – и это при том, что русские купцы в колымских городках с появлением американцев начали стремительно разоряться.
Поколение береговых чукчей, выросшее при американцах, неплохо знало английский, некоторые из них нанимались матросами и забойщиками китов на американские суда.
![]()
Тундровые кочевники, став в результате всенародного ограбления коряковнастоящими "чаучу"– "оленными", тоже не бедствовали и порой свысока посматривали на русских колонистов-промысловиков, говоря "Вы, русские, как голодные чайки на вашей реке. А наша еда вокруг нас на ногах ходит. Наша еда растет, пока мы спим". О разнице в уровне жизни – еще парочка цитат из Богораза: "Мне известно около двадцати случаев брака между чукчами и русскими мещанами или обрусевшими туземцами. …Русские родственники и соседи издеваются над женщинами, отданными "дикарям". Брак их считается унизительным и постыдным. Однако сами женщины, быть может, для того чтобы отстранить насмешки, с большей энергией принимаются за новое хозяйство и даже с некоторым презрением говорят о своей прежней жизни на берегу реки. Я помню одну из них, у которой мне, пришлось побывать как-то в середине зимы. Было очень холодно… лицо ее посинело, пальцы одеревенели; она могла сохранить хоть немного тепла, лишь непрерывно двигаясь и работая, и все же она хвалила свою жизнь. …Одна из женщин рассказывала мне, что после смерти своего первого чукотского супруга она вернулась обратно в родной поселок вместе с трехлетним сыном. „Но мы не могли жить там, — говорила она, — от тяжелого духа в избе. Головы болели, едушки было мало, только сухая юкола, а мальчонка не привык и все просил мяска. Вот так мы пробились на реке месяца три, а я взяла да и вышла за другого чукчу, и ушла с ним на тундру назад"…Следует заметить, что русская семья, пришедшая с женой, ложится тяжелой обузой на мужа чукчу и истощает стадо: …чукчи, несмотря на грубость, имеют своего рода жалость к иноплеменникам, умирающим от голода у них на глазах… Поэтому чукчи, женатые на русских женщинах, постепенно спускаются от богатства к бедности… Чукчи высоко ценят такое родство, так как они считают, что русские, несмотря на постоянный голод и нужду, все же выше их по культуре. Русские же вступают в "родство", рассчитывая получить от этих "родственников"даровое оленье мясо, шкуры и ценную пушнину".
Однако благополучным состояние чукчей, соприкоснувшихся с цивилизацией, выглядело только в сравнении – они всё больше зависели от привозных товаров, теряя навыки самостоятельного хозяйства, а кроме товаров русские и американцы принесли чукчам спирт, азартные игры и целый букет разнообразных заболеваний от кори до сифилиса, для противостояния которым у чукчей не было ни природного иммунитета, ни соответствующих культурных навыков. По словам чукотского торговца, "духи постоянно заботились о том, чтобы население этой страны не увеличивалось. В древнее время постоянная война уносила человеческий прирост. После того, несмотря на большое обилие морского зверя, являлся голод и опять уносил излишек. Теперь, когда американцы привозят в обилии муку и масло, является болезнь и опять-таки уносит прирост''.Квалифицированные врачи до Чукотки просто не доезжали – их перехватывали по дороге, в не менее нуждающейся в них Сибири.
![]()
А. Ресин – чиновник, посланный в конце XIX века с инспекцией на Чукотку, писал: "В сущности же весь крайний северо-восток не знает над собой никакой власти и управляется сам собой. Каждый родоначальник есть полноправный властелин над своим родом". С началом Первой мировой вывоз русских товаров на север вообще прекратился, и русские торговцы окончательно вышли из игры, но на торговлю с американцами война практически не повлияла, и "Чукотская землица"де-факто стала превращаться в американскую колонию. Де-юре же оставалась российской землей, и власти метрополии периодически радовали местную администрацию идиотскими распоряжениями. Так, в 1906 году после первой революции в Петербурге был издан приказ отобрать у населения оружие во всех частях империи, дошедший в итоге до Чукотки, где он был равносилен приказу отобрать плуги у крестьян средней полосы. Подобные не имеющие отношения к жизни реформы чаще просто не выполнялись – неудивительно, что на Дальнем Востоке и Крайнем Севере махровым цветом цвела коррупция.
Вновь реальная русская – теперь уже советская – власть установилась на Чукотке только после окончания гражданской войны. В 1923 в Уэлене был организован Чукотский районный совет, а в 1930 г. создан Чукотский национальный округ, и в этом же году началась форсированная коллективизация. Конфискация стад и создание "оленеводческих колхозов", прописка в поселениях, отлучение от кочевого образа жизни ломали собственные, веками отлаженные механизмы чукотского общества и вели к социальной апатии, подаваемой сегодня как образ "раздумчиво-философского"северянина. Под знаменами раскулачивания и борьбы с религиозными пережитками планомерно уничтожали лучших людей, шаманов, старейшин и других носителей традиций и этнического духа. Лучших представителей молодежи забирал город, где они становились "чурками".
Самым эффективным методом насильственного приобщения чукчей к цивилизации (без всякого сарказма) стала советская система всеобщего – обязательного и бесплатного – образования. Каждый год ранней осенью представители РОНО буквально охотились по тундре за чукотскими детьми, забирая их на полгода в интернаты. После школы в стойбища возвращались дети, которые уже не умели и не хотели пасти оленей и есть тухлую "копальку"и моняло (итогом, правда, стали выпадающие у последних поколений чукчей на северном безвитаминье зубы), а взамен приобретшие мало совместимую с традиционным образом жизни систему ценностей и вредные привычки. Прошедшие после интерната вдобавок армейскую службу молодые чукчи полностью утрачивали связь с традициями.
Это, повторю, без всяких кавычек было приобщением к цивилизации, а не колонизацией и уж тем более не геноцидом: чукчам подарили медицину, образование, технологии... В 1930-х годах оленевод Теневиль создал оригинальную чукотскую идеографическую письменность, которая, как впрочем, и большинство подобных экзерсисов, начиная с "азбуки коми"Стефана Пермского, закономерно оказалась нахрен никому не нужна: для записи чукотского языка, как и большинства других, отлично подошла кириллица с добавлением нескольких букв… так или иначе, у чукчей впервые появилась письменность, а за ней и литература (правда, в основном на русском языке). Другое дело, что переход сразу к цивилизации для палеолитического, по сути, общества никогда не проходил без потерь: для той части чукчей, что не переехали жить в города, столкновение с цивилизацией обернулось вырождением – так, как жили раньше, жить без внешней помощи они уже не могут. Либо полное принятие урбанистических – общих для цивилизации – ценностей (и фактическое забвение традиционных, национальных), либо физическое вырождение из-за алкоголизации и социального паразитирования (зависимости от дотаций, гуманитарной помощи и т.п.) – третьего пути в современном мире для большинства "отсталых"народов пожалуй что нет, что бы там ни говорили сторонники разных национальных самосознаний.
Окончательный, сокрушительный удар по имиджу "традиционных"чукчей был нанесен в 1966 году: "истернов"в России так и не сняли, вместо них на экраны вышел неплохой, в общем-то, фильм "Начальник Чукотки", имевший неожиданный (вроде бы неожиданный, хотя точно не скажу) побочный эффект. Анекдоты про разного рода интеллектуальные меньшинства существовали и раньше, только героями их в России фигурировали разного рода пошехонцы (в других странах были и есть свои "мальчики для битья"). После показа "Начальника"про пошехонцев забыли, а русским национальным дураком сделался незадачливый Чукча. На фоне общей неинформированности населения (что вот вы можете рассказать, например, о нганасанах или тофаларах? Да хоть бы и о ненцах?) именно эти анекдоты и сформировали в головах обывателей образ коренного северянина вообще и чукчи в частности. Позже к нему добавились колоритные "правдивые детали"вроде словечка "однако" (из фильма "Белый шаман"), имеющие к реальным чукчам столько же отношения, сколько галустяновское "сигильмé кильмé"к таджикам.
Ну, пожалуй, и хватит о них.
Конец.
![]()
PS Когда городской читатель встречает упоминание о том, что северные народы до приобщения к цивилизации практически не мылись, в его воображении возникает образ смердящего бомжа. А я вспоминаю рассказ своего друга, которому с товарищами довелось после многодневного лыжного похода возвращаться домой в купе с представительницей одного из "малых народов". Когда туристы, малость оттаяв и распихав по полкам рюкзаки и лыжи, принялись переодеваться (а главное, переобуваться), по вагону, разумеется, распространилось определенное амбре. С соседкой по купе они успели к тому времени слегка познакомиться и пообщаться, и та позволила себе вопрос в духе "почему ж вы, мальчики, так за собой не следите?"Элементарное объяснение происхождения вони – двухнедельное отсутствие бани в белом безмолвии – вызвало неподдельное удивление: "Я полгода не мылась, но от меня же так не воняет!"И действительно – не воняло.
Фокус тут в том, что неприятный запах, идущий от давно немытого представителя народа с многовековой банной традицией (то есть нас с вами) – это не запах пота как такового, а запах продуктов его разложения микроорганизмами, плодящимися на коже и белье (а у отечественного асоциального элемента плюс к тому немалую роль играют алкоголизм, обменные и инфекционные заболевания, нездоровое питание, а главное, пардон, привычка нажравшись валяться в говне). У неумытого же дитяти природы (если он здоров и не споен), во-первых, нормально функционируют с рождения подавленные у нас факторы кожного иммунитета, во-вторых, сохранен баланс сапрофитной микрофлоры кожи. Так что пóтом он, конечно, бывает, пахнет (а также дымом, шкурами, жиром, рыбой, иногда кровью, временами сытно рыгает и пускает газы…), но вот бомжом привокзальным не смердит.
Вот так-то…
Фото![]()
geofotoи Аркадия Сухонина
Часть II
Часть III
Часть IV
Часть V
Часть VI
Христианизации чукчи поддавались плохо. Крестились, правда, охотно и по нескольку раз – ради подарков, выдававшихся неофитам при крещении, но хоть сколько-нибудь заметного влияния на их культуру христианство не оказало, тем более что влияние церкви на Чукотке не распространялось дальше границ русских поселений. Первым и единственным православным миссионером, попытавшимся по-честному пожить среди чукоч, был отец А. Аргентов. В 1848 году колымчане по его просьбе построили ему избу на побережье и оставили его там с женой и служанкой. Всю зиму Аргентов ездил по стойбищам, забирался на реку Чаун, на мыс Шелагский, в итоге впал в искушение и заключил групповой брак с чукчей Атато и его женой, не потрудившись толком узнать обычаи "просвещаемого"народа, после чего был немало удивлен ответным визитом вежливости. В результате отдуваться пришлось служанке (чукчи воспринимали ее как младшую жену), а Аргентов спешно оставил свою миссию. Больше подобных попыток церковь не предпринимала, и миссионеры жили в русских поселениях, нередко по совместительству выполняя функции сборщиков ясака.
С конца 1840-х годов в Беринговом проливе начали курсировать китобойные суда, в основном североамериканские и британские. После того, как британский флот во время Крымской войны попытался высадить десант на Камчатке и стали очевидны трудности со снабжением, был эвакуирован камчатский гарнизон, и только с 1878 года к американцам на берегах Чукотки потихоньку присоединились корабли русского Добровольного флота.Торговля все больше смещалась на побережье, а обороты и значение Анюйской ярмарки снизились, особенно после того, как в связи с продажей Аляски в 1867 году прекратила свое существование Российско-американская компания (кстати, императором тогда был Александр II, а не умершая за 71 год до того Екатерина II, которой народная молва почему-то приписывает эту сделку), и к концу XIX века она стала обслуживать лишь потребности местного колымского торга, имея оборотов не свыше 25 тыс. руб. в год.
Свято место пусто не бывает – на Чукотке началась американская экспансия. Из-за бесконтрольного промысла были практически истреблены киты и большой урон нанесен популяции моржей. Все это подорвало традиционную экономику береговых чукчей, но зато привело к появлению среди них сословия профессиональных купцов-"поворотчиков", курсировавших на оленях или собаках между морским побережьем и внутренней тундрой, обменивая русские, американские и чукотские товары. Часть из них продолжала – уже на новом уровне – традиционные полуторговые-полупиратские рейсы в Америку. Прекращение в XIX веке межплеменных войн пришлось весьма кстати: наиболее удачливые поворотчики сколачивали целые состояния, женились на русских (зачастую имея при этом на тундре еще одну-две семьи) – и это при том, что русские купцы в колымских городках с появлением американцев начали стремительно разоряться.
Поколение береговых чукчей, выросшее при американцах, неплохо знало английский, некоторые из них нанимались матросами и забойщиками китов на американские суда.
Тундровые кочевники, став в результате всенародного ограбления коряковнастоящими "чаучу"– "оленными", тоже не бедствовали и порой свысока посматривали на русских колонистов-промысловиков, говоря "Вы, русские, как голодные чайки на вашей реке. А наша еда вокруг нас на ногах ходит. Наша еда растет, пока мы спим". О разнице в уровне жизни – еще парочка цитат из Богораза: "Мне известно около двадцати случаев брака между чукчами и русскими мещанами или обрусевшими туземцами. …Русские родственники и соседи издеваются над женщинами, отданными "дикарям". Брак их считается унизительным и постыдным. Однако сами женщины, быть может, для того чтобы отстранить насмешки, с большей энергией принимаются за новое хозяйство и даже с некоторым презрением говорят о своей прежней жизни на берегу реки. Я помню одну из них, у которой мне, пришлось побывать как-то в середине зимы. Было очень холодно… лицо ее посинело, пальцы одеревенели; она могла сохранить хоть немного тепла, лишь непрерывно двигаясь и работая, и все же она хвалила свою жизнь. …Одна из женщин рассказывала мне, что после смерти своего первого чукотского супруга она вернулась обратно в родной поселок вместе с трехлетним сыном. „Но мы не могли жить там, — говорила она, — от тяжелого духа в избе. Головы болели, едушки было мало, только сухая юкола, а мальчонка не привык и все просил мяска. Вот так мы пробились на реке месяца три, а я взяла да и вышла за другого чукчу, и ушла с ним на тундру назад"…Следует заметить, что русская семья, пришедшая с женой, ложится тяжелой обузой на мужа чукчу и истощает стадо: …чукчи, несмотря на грубость, имеют своего рода жалость к иноплеменникам, умирающим от голода у них на глазах… Поэтому чукчи, женатые на русских женщинах, постепенно спускаются от богатства к бедности… Чукчи высоко ценят такое родство, так как они считают, что русские, несмотря на постоянный голод и нужду, все же выше их по культуре. Русские же вступают в "родство", рассчитывая получить от этих "родственников"даровое оленье мясо, шкуры и ценную пушнину".Однако благополучным состояние чукчей, соприкоснувшихся с цивилизацией, выглядело только в сравнении – они всё больше зависели от привозных товаров, теряя навыки самостоятельного хозяйства, а кроме товаров русские и американцы принесли чукчам спирт, азартные игры и целый букет разнообразных заболеваний от кори до сифилиса, для противостояния которым у чукчей не было ни природного иммунитета, ни соответствующих культурных навыков. По словам чукотского торговца, "духи постоянно заботились о том, чтобы население этой страны не увеличивалось. В древнее время постоянная война уносила человеческий прирост. После того, несмотря на большое обилие морского зверя, являлся голод и опять уносил излишек. Теперь, когда американцы привозят в обилии муку и масло, является болезнь и опять-таки уносит прирост''.Квалифицированные врачи до Чукотки просто не доезжали – их перехватывали по дороге, в не менее нуждающейся в них Сибири.
А. Ресин – чиновник, посланный в конце XIX века с инспекцией на Чукотку, писал: "В сущности же весь крайний северо-восток не знает над собой никакой власти и управляется сам собой. Каждый родоначальник есть полноправный властелин над своим родом". С началом Первой мировой вывоз русских товаров на север вообще прекратился, и русские торговцы окончательно вышли из игры, но на торговлю с американцами война практически не повлияла, и "Чукотская землица"де-факто стала превращаться в американскую колонию. Де-юре же оставалась российской землей, и власти метрополии периодически радовали местную администрацию идиотскими распоряжениями. Так, в 1906 году после первой революции в Петербурге был издан приказ отобрать у населения оружие во всех частях империи, дошедший в итоге до Чукотки, где он был равносилен приказу отобрать плуги у крестьян средней полосы. Подобные не имеющие отношения к жизни реформы чаще просто не выполнялись – неудивительно, что на Дальнем Востоке и Крайнем Севере махровым цветом цвела коррупция.Вновь реальная русская – теперь уже советская – власть установилась на Чукотке только после окончания гражданской войны. В 1923 в Уэлене был организован Чукотский районный совет, а в 1930 г. создан Чукотский национальный округ, и в этом же году началась форсированная коллективизация. Конфискация стад и создание "оленеводческих колхозов", прописка в поселениях, отлучение от кочевого образа жизни ломали собственные, веками отлаженные механизмы чукотского общества и вели к социальной апатии, подаваемой сегодня как образ "раздумчиво-философского"северянина. Под знаменами раскулачивания и борьбы с религиозными пережитками планомерно уничтожали лучших людей, шаманов, старейшин и других носителей традиций и этнического духа. Лучших представителей молодежи забирал город, где они становились "чурками".
Самым эффективным методом насильственного приобщения чукчей к цивилизации (без всякого сарказма) стала советская система всеобщего – обязательного и бесплатного – образования. Каждый год ранней осенью представители РОНО буквально охотились по тундре за чукотскими детьми, забирая их на полгода в интернаты. После школы в стойбища возвращались дети, которые уже не умели и не хотели пасти оленей и есть тухлую "копальку"и моняло (итогом, правда, стали выпадающие у последних поколений чукчей на северном безвитаминье зубы), а взамен приобретшие мало совместимую с традиционным образом жизни систему ценностей и вредные привычки. Прошедшие после интерната вдобавок армейскую службу молодые чукчи полностью утрачивали связь с традициями.
Это, повторю, без всяких кавычек было приобщением к цивилизации, а не колонизацией и уж тем более не геноцидом: чукчам подарили медицину, образование, технологии... В 1930-х годах оленевод Теневиль создал оригинальную чукотскую идеографическую письменность, которая, как впрочем, и большинство подобных экзерсисов, начиная с "азбуки коми"Стефана Пермского, закономерно оказалась нахрен никому не нужна: для записи чукотского языка, как и большинства других, отлично подошла кириллица с добавлением нескольких букв… так или иначе, у чукчей впервые появилась письменность, а за ней и литература (правда, в основном на русском языке). Другое дело, что переход сразу к цивилизации для палеолитического, по сути, общества никогда не проходил без потерь: для той части чукчей, что не переехали жить в города, столкновение с цивилизацией обернулось вырождением – так, как жили раньше, жить без внешней помощи они уже не могут. Либо полное принятие урбанистических – общих для цивилизации – ценностей (и фактическое забвение традиционных, национальных), либо физическое вырождение из-за алкоголизации и социального паразитирования (зависимости от дотаций, гуманитарной помощи и т.п.) – третьего пути в современном мире для большинства "отсталых"народов пожалуй что нет, что бы там ни говорили сторонники разных национальных самосознаний.
Окончательный, сокрушительный удар по имиджу "традиционных"чукчей был нанесен в 1966 году: "истернов"в России так и не сняли, вместо них на экраны вышел неплохой, в общем-то, фильм "Начальник Чукотки", имевший неожиданный (вроде бы неожиданный, хотя точно не скажу) побочный эффект. Анекдоты про разного рода интеллектуальные меньшинства существовали и раньше, только героями их в России фигурировали разного рода пошехонцы (в других странах были и есть свои "мальчики для битья"). После показа "Начальника"про пошехонцев забыли, а русским национальным дураком сделался незадачливый Чукча. На фоне общей неинформированности населения (что вот вы можете рассказать, например, о нганасанах или тофаларах? Да хоть бы и о ненцах?) именно эти анекдоты и сформировали в головах обывателей образ коренного северянина вообще и чукчи в частности. Позже к нему добавились колоритные "правдивые детали"вроде словечка "однако" (из фильма "Белый шаман"), имеющие к реальным чукчам столько же отношения, сколько галустяновское "сигильмé кильмé"к таджикам.
Ну, пожалуй, и хватит о них.
Конец.
PS Когда городской читатель встречает упоминание о том, что северные народы до приобщения к цивилизации практически не мылись, в его воображении возникает образ смердящего бомжа. А я вспоминаю рассказ своего друга, которому с товарищами довелось после многодневного лыжного похода возвращаться домой в купе с представительницей одного из "малых народов". Когда туристы, малость оттаяв и распихав по полкам рюкзаки и лыжи, принялись переодеваться (а главное, переобуваться), по вагону, разумеется, распространилось определенное амбре. С соседкой по купе они успели к тому времени слегка познакомиться и пообщаться, и та позволила себе вопрос в духе "почему ж вы, мальчики, так за собой не следите?"Элементарное объяснение происхождения вони – двухнедельное отсутствие бани в белом безмолвии – вызвало неподдельное удивление: "Я полгода не мылась, но от меня же так не воняет!"И действительно – не воняло.
Фокус тут в том, что неприятный запах, идущий от давно немытого представителя народа с многовековой банной традицией (то есть нас с вами) – это не запах пота как такового, а запах продуктов его разложения микроорганизмами, плодящимися на коже и белье (а у отечественного асоциального элемента плюс к тому немалую роль играют алкоголизм, обменные и инфекционные заболевания, нездоровое питание, а главное, пардон, привычка нажравшись валяться в говне). У неумытого же дитяти природы (если он здоров и не споен), во-первых, нормально функционируют с рождения подавленные у нас факторы кожного иммунитета, во-вторых, сохранен баланс сапрофитной микрофлоры кожи. Так что пóтом он, конечно, бывает, пахнет (а также дымом, шкурами, жиром, рыбой, иногда кровью, временами сытно рыгает и пускает газы…), но вот бомжом привокзальным не смердит.
Вот так-то…
Фото
geofotoи Аркадия Сухонина
